(no subject)

Вообще, я думаю, во мне что-то умерло, когда я увидел тех детей из хосписа, которых вывели на улицу и на снегу сложили в Z. Не потому, что дети, а потому что хоспис -- типа как последнее место, где ты можешь рассчитывать на какое-то, я не знаю, снисхождение от государственной машины?

Но это все иллюзия, потому что даже в смерти -- даже в смерти ты не принадлежишь себе, оно никогда не отпускает. Я помню, как услышал про суд над мертвым Магнитским и в первый момент представил себе, что они действительно выкопали его тело и посадили снова в клетку, и я даже не смог удивиться. Или вообще что-либо почувствовать. Потому что такой уж к тому году сформировался образ путинского государства -- что-то, что раз вцепившись, не отпускает никогда и с того света достанет и надругается.

В принципе, нас всех давно сложили в Z, с тех пор и не разгибаемся.

(no subject)

Вот говорят, что Дин Кунц еще хуже Стивена Кинга, а у меня есть одна его книга и мне нравится.

Есть что-то пленяющее в этой атмосфере заброшенного отеля в пустыне Мохаве, странной роковой женщине, явно сумасшедшей, разговорах о призраках и непонятном, мистическом, потихоньку сгущающемся ощущении угрозы -- но угрозы не от мордоворотов с оружием.

( — В Саванне есть прекрасный дом, в котором живет молодая женщина. Дом она унаследовала от дяди, который также оставил ей дневник, где подробно описал, как убил и сжег в подвале девятнадцать детей. Он знал, что она не пойдет и не расскажет властям о его преступлениях, пусть даже он и умер. Ты, несомненно, бывал в этом доме, и не единожды. — Я не путешествую, — ответил я. )